Камышинский уездный предводитель дворянства, член IV Государственной думы от Саратовской губернии. Михаил Хрисанфович Готовицкий родился 17 августа 1876 г. в селе Грязнуха Верхне-Добринской волости Камышинского уезда Саратовской губернии (ныне — село Вишнёвое Жирновского района Волгоградской области). Происходил из семьи отставного полицмейстера, Хрисанфа Михайловича Готовицкого, из потомственных дворян Саратовской губернии. Определением временного присутствия Герольдии Правительствующего Сената от 26 февраля 1845 года и 25-го октября 1855 года Михаил Иванович Готовицкий, отставной ротмистр Изюмского полка, находившегося в 1821—1826 годы в Саратовской губернии, по личным своим заслугам, признан с детьми: Виктором, Аркадием, Хрисанфом, Марией и Милитиной, в потомственном дворянском достоинстве, со внесением во вторую часть дворянской родословной книги Саратовской губернии. Получив домашнее образование из-за слабого здоровья, Михаил в 1896 году выдержал экзамен при саратовском Александро-Мариинском реальном училище. Затем выехал на лечение в немецкий курорт Наугейм. В следующем году, вернувшись в Россию, поступил в 39-й драгунский Нарвский полк на правах вольноопределяющегося 1-го разряда и был командирован в Тверское кавалерийское юнкерское училище. В 1898 году по болезни вышел в запас и занял место чиновника особых поручений при Саратовском губернаторе, в каковой должности состоял до 1902 года, когда был назначен земским начальником 1-го участка Камышинского уезда. Покидая должность земского начальника, он удостоился редкой награды от населения своего участка: весьма крупное, свыше 10000 человек, Лесно-Камышинское сельское общество избрало его членом своего общества. О его отношениях с местным населением красноречиво говорит такой факт: в 1903 году он, не умея плавать, спас тонувшую крестьянскую девочку. В 1906 году был награжден орденом Святой Анны 3-й ст. «в награду подвигов, совершаемых на поприще государственной службы». Был женат на простой крестьянке Марии Васильевне, которая родила двоих детей.

В 1907 году был назначен непременным членом Камышинской землеустроительной комиссии. В августе того же года был избран Камышинским уездным предводителем дворянства, а в 1909 году — и председателем уездной земской управы, каковые должности совмещал вплоть до 1917 года. Впоследствии дослужился до чина статского советника (1916). Во время неурожаев он деятельно участвовал в оказании помощи населению, которую крестьяне оценили в нескольких одобрительных приговорах. При организации общественных работ Михаил Хрисанфович выступил против вмешательства столичной «трудовой помощи», доказывая, что с этой задачей лучше справятся местные силы, не требовавшие, в отличие от прибывших в уезд петербургских чиновников, значительного содержания из сумм, выделявшихся голодающим. Это послужило началом конфликта М. Х. Готовицкого с официальной властью, на протяжении нескольких лет выражавшегося в прокурорском преследовании. Весною в 1910 году в Камышине состоялась выездная сессия Судебной Палаты по делу о камышинском вооруженном восстании 1906 года. Михаил Хрисанфович, как уездный предводитель дворянства, обязан был в ней участвовать. Однако вместо него был прислан губернский предводитель дворянства Ознобишин, придерживавшийся более консервативных взглядов. Причиной послужила независимая позиция Готовицкого на заседаниях военно-окружного суда в 1908 г., где он, выступая в качестве свидетеля, активно защищал некоторых обвиняемых социал-демократов. В том же 1910 году Михаилом Хрисанфовичем были выданы ряду лиц свидетельства на звание частных поверенных, несмотря на то, что они были ограничены в своих правах по суду за камышинское и выборгское восстание. Это вызвало обострение конфликта с прокурором и губернатором. Деятельность Михаила Хрисанфовича подвергалась многочисленным проверкам, в ответ он жаловался в Петербург, где имел поддержку, скорее всего через графа Олсуфьева, который был помещиком Камышинского уезда. В 1910—16 гг. был членом губернской землеустроительной комиссии от земства. В 1913 году был награжден орденом Святой Анны 2-й ст. Избирался гласным Камышинского уездного и саратовского губернского земских собраний (1903—1917), гласным Камышинской городской думы (1910-1917) и почетным мировым судьей по Камышинскому уезду (1910—1915). Кроме того, состоял членом попечительного совета Камышинской женской гимназии (1904—1909), председателем попечительного совета Камышинской мужской гимназии (1915—1917), председателем Камышинского сельскохозяйственного общества (с 1910), председателем Камышинского отделения Общества спасения на водах (с 1908), а также почетным членом, попечителем и председателем многих сельскохозяйственных обществ, земских больниц и школ. Был землевладельцем Камышинского уезда (около 850 десятин приобретенной земли) и домовладельцем города Камышин.

Противостояние Михаила Готовицкого с губернскими властями вызывала симпатии граждан, благодаря чему в 1912 г. его абсолютным большинством голосов избрали в IV Государственную Думу. Там он вступил в группу Центра и стал секретарем Бюджетной комиссии, а также членом Прогрессивного блока. Этот блок был объединением депутатских фракций IV Государственной думы и Госсовета Российской империи в годы Первой мировой войны — 1914-1918 гг. Образован он был в августе 1915, когда патриотический подъём первых месяцев войны сменился тревогой, вызванной весенне-летним отступлением русских войск. Состоял преимущественно из представителей парламентских партий прогрессистов, кадетов, октябристов и «прогрессивных русских националистов». После Февральской революции лидеры объединения вошли во Временное правительство России — так называемое «правительство народного доверия». Состоял также членом комиссий: по местному самоуправлению, по исполнению государственной росписи доходов и расходов, продовольственной, земельной и по городским делам. Политическими дебатами не увлекался, а занимался практической работой своей комиссии. После избрания в Думу М. Х. Готовицкий трижды пытался сложить с себя обязанности председателя земской управы, но каждый раз земское собрание, видя его пользу для уезда, отказывало ему в этом. В 1914 году Михаил Хрисанфович был награжден орденом Святого Владимира 4-й ст. «в награду подвигов, совершаемых на поприще государственной службы, и в воздаяние трудов, для пользы общественной подъемлемых». В годы Первой мировой войны возглавлял Одесский отдел Земгора (главного по снабжению армии комитета Всероссийских земского и городского союзов — созданной в Российской империи в 1915 году на базе земств и городских дум посреднической структуре по распределению государственных оборонных заказов). Был уполномоченным Главного комитета Земгора по Южному району, занимался снабжением армий Юго-Западного фронта военным снаряжением. В 1915 году был избран заместителем представителя ГД в Особом совещании для обсуждения и объединения мероприятий по продовольственному делу.

Во время Февральской революции Михаил Готовицкий выехал в Камышин. Сохранился любопытный документ того времени, за подписью председателя местного Совета солдатских депутатов Фаддеева следующего содержания: «в виду отсутствия в городе лица, которое могло бы принять на себя полномочия комиссара и боясь безвластия, решили: просить уважаемого комиссара Готовицкого остаться на несколько дней в Камышине». 3 марта 1917 года на собрании жителей города и солдат гарнизона он рассказал о революционных событиях в Петрограде. Через три дня он призвал волостные власти не допускать земельных переделов до созыва Учредительного собрания. Был назначен уездным комиссаром Временного комитета Государственной думы и Временного правительства в Камышинском уезде. Вскоре был отозван из Камышина вследствие конфликта с местными жителями. Убедил руководство Временного комитета ГД разрешить ему вернуться на родину, чтобы сдать дела председателя уездной земской управы.

После установления советской власти Михаил Хрисанфович сразу же начал искать себе новую работу. На первых порах это выразилось в участии в «Самоохране» — общественной организации из граждан города, созданной для поддержания порядка и защиты от бандитизма. Позже «Самоохране» предъявили обвинение в участии в антибольшевистском мятеже в Саратове в мае 1918 г. Год спустя обвинение было предъявлено и М. Х. Готовицкому. Его имя фигурировало в нескольких поступивших большевистским властям доносах. Официальная позиция «Самоохраны» была нейтральной, о чём можно узнать из газет тех дней. Михаил Хрисанфович же на эти обвинения ответил: «мою лояльность как председателя самоохраны I участка, установят бывшие: председатель Чрезвычайной Комиссии по расследованию майского мятежа т. Вельмори , начальник милиции т.Ананьев, его помощники тт. Глазунов и Казанкин, также начальник I штаба т.Яковлев. Далее т. Дейч, в виду полной моей безупречности в политическом отношении, через несколько дней после подавления мятежа выдал мне разрешение на право ношения револьвера (подтверждается документом от 3 июня 1918 г)». Летом 1918 г. М. Х. Готовицкий становится «тов[арищем] Председателя Коллегии и Управляющим делами Поволжского Областного Совета Народного Хозяйства Отдела по металлу, а потому является ответственным работником Высшего Совета Народного Хозяйства». Работая в этой организации, Михаил Хрисанфович попал в особую категорию советских служащих.

Покушение на В.И. Ленина дало большевикам удобный повод к началу открытого истребления всех «классово чуждых элементов» государства. Не отставали и саратовские большевики. По свидетельству А. А. Минха, в это время Михаил Xрисанфович был в первый раз арестован, но на знаменитую баржу не попал: «в ЧК дежурный член — молокосос, сразу обращается к Готовицкому: «товарищ, наверх Вас примет товарищ Кравченко (заведующий отделом по борьбе с контр-революцией). Готовицкий к нам не вернулся — его тотчас отпустили».
В те дни Михаил Xрисанфович заручился мандатом от местной ЧК, о том, что он «имел непосредственную близость к народу, настойчиво заботился о нем, неустанно отстаивал пред властями земских работников и других лиц, политически неблагонадежных с точки зрения царского правительства, как во время революции, так и после был совершенно лоялен, после Октябрьского переворота стоит на платформе Советской Власти, а потому аресту не подлежит». В октябре, чтобы оградить себя от преследований, он делает ещё один, как казалось, беспроигрышный шаг вступает в партию большевиков на правах «сочувствующего». По причине близости фронта в Саратовской губернии объявили военное положение. По мере разрастания гражданской войны ужесточались и меры борьбы. Террор над населением сопровождался отменой частной собственности на недвижимость и изъятием наличных сбережений. Экспроприация бытовых предметов и продовольствия стала обыденным явлением и была возведена в ранг государственной политики. Как преступление стало рассматриваться даже наличие у населения продуктовых запасов. Иметь их могло только государство, которое затем, в виде пайков, «справедливо» распределяло его среди жителей, в соответствии с их «классовым происхождением». Являясь советским ответственным работником, М. Х. Готовицкий мог иметь полный паёк, но, потеряв работу, неизбежно обрекался на нищенское существование «буржуя».
Весной 1919 года для новой власти в Саратове пришли не лучшие времена. Нехватка продовольствия и элементарных товаров, развал экономических отношений, близость фронтов гражданской войны угрожали стабильности в городе. Большевики видели угрозу во всех «бывших», понимая неприятие ими нового режима и боясь их организаторского и административного опыта.

В марте армия А.В. Колчака подошла к Казани и Самаре. 19 апреля Саратовская губерния вновь была объявлена на военном положении. По городу, впрочем, как и по всей стране, шли аресты по любому поводу. Пример тому – дело, возбуждённое против М.Х. Готовицкого, контуры политического портрета которого были выше предварительно обозначены. Ночью с 11 на 12 марта 1919 года Михаила Хрисанфовича, вместе с отцом и братом Константином арестовали. Саратовским Революционным трибуналом было начато дело № 92 по обвинению Михаила Хрисанфовича в участии в подавлении революционного движения 1905–07 гг. Поводом для ареста стал донос коммуниста Лебедева, о том, что в предреволюционные годы «гражданин М. Х. Готовицкий … имел участок земли, давал больше суммы денег под залог недвижимых имуществ ... Во время проживания его в Камышине, когда приезжал в Камышин губернатор завсегда останавливался на квартире у него, имея связь «с верхами», он пользовался неограниченной властью; всячески притеснял и изгонял «в 24 ч.», не токмо лиц, замеченных в политических деяниях, но даже и либералов и беспощадно расправлялся с ними. Вообще Готовицкий был грозой всего города Камышина, а также и близко прилагающих к городу сёл. Про Готовицких говорили только «на печи и то шёпотом», а в особенности про его жену, которая устраивала вечера с благотворительной целью (она состояла председательницей благотворительного общества имени Марии Федоровны), получала новый бриллиант или кулон». В заключение Лебедев высказал мнение, «что не место в советских учреждениях таким «господам», которые глумились над трудящимися». По тексту можно заподозрить, что автор даже не был знаком с семьёй, которой он предъявлял столь тяжкие обвинения, поскольку ни один «факт» доноса не отражал действительности.

Вопреки официальным установкам на скорейшее ведение дел к рассмотрению дела Готовицких следственная комиссия приступила только 4 апреля. Затягивание следствия зависело, скорее всего, от положения на фронтах и потери поддержки власти на местах. По материалам дела видно, что в течение всего двух недель из четырёх месяцев заключения следователь пытался сфабриковать доказательства. Было проведено ещё два обыска, но не нашли ничего серьёзного, кроме номера националистической газеты «Голос» и антисемитского стишка (фамилии следователей были: Зельман-Ровинский, Крузис и Хацкилевич). Атабеков назвал это «богатым письменным материалом». Опрос свидетелей ничего не дал, правда гражданка Москалёва наговорила мелких гадостей и, по всей видимости, с её помощью в деле появились неприятные документы 1906-7 годов за подписью Готовицкого. Но не Михаила Хрисанфовича, а его брата — Николая Хрисанфовича, который в то время воевал с Врангелем. Надо полагать, что эта гражданка не знала Готовицких и на допросе апеллировала к неким сплетням, или ей просто продиктовали наветы. Следствие тянулось, и дело Готовицкого всё более напоминало картины, описанные в «Процессе» Франца Кафки. Постоянно, от разных людей в Ревтрибунал приходили ручательства о несомненной невиновности Михаила Хрисанфовича, но всё это было неспособно изменить роковое развитие событий. Любопытны в этом плане некоторые из поступивших в следственную комиссию отзывов о деятельности семьи Готовицких в дореволюционный период.
Так, общее собрание граждан Грязнухинской волости 14 марта 1919 г. единогласно засвидетельствовало, что «Хрисанф Михайлович, Михаил Хрисанфович и Константин Хрисанфович … никаких грубых и репрессивных мер или других каких либо давлений в 1905 году и никогда … не принимали», а, напротив, «заслужили всеобщую любовь всех окружающих граждан и полного доверия».

Бывший подчинённый М. Х. Готовицкого М. В. Токарев сообщал, что к своим служащим он «относился как нельзя лучше. Сам был исполнительным и требовал этого от других своих подчинённых. На крестьян во время проведения в жизнь Закона 9 ноября 1906 г. о переходе на отрубное землепользование, никаких давлений не делал. Крестьяне питали к Готовицкому полное доверие, никак жалоб на Готовицкого от них не было слышно. Во время службы в Земстве Готовицкий со служащими обращался строго, а именно требовал аккуратности рассмотрения заявлений, исполнении дела и знание его. Никаких других притеснений в смысле лишних различий он не делал. Будучи иногда с ним в обществе, он обращался с нами, как с товарищами. … Михаил Готовицкий оказывал крестьянам большую помощь во время недородов хлеба. Помощь эта выражалась в открытии общественных работ и общественных столовых, когда шли миллионные средства, от чего извлекалась двойная польза: постройка общественных сооружений имеющих общегосударственное значение и были удовлетворены голодные». 24 марта 1919 г. бывшие сослуживцы М. Х. Готовицкого прислали в следственную комиссию коллективное заявление. «Вспоминая его деятельность, — писали они, — мы считаем необходимым отметить в высшей степени гуманное и заботливое отношение к крестьянам, в особенности в 1905 и 1906 гг., когда под влиянием момента со стороны многих земских начальников применялись самые суровые меры. Заняв ответственный пост Председателя управы, и будучи в то же время членом Государственной думы он чутко откликался на все крестьянские нужды, защищая их против произвола тогдашних царских чиновников и исхлопатывал для своего уезда все возможное по всем отраслям земского хозяйства, получив за это неоднократно искреннюю благодарность населения. Относясь, в качестве председателя управы весьма внимательно и по товарищески к третьему элементу, он принимал на службу лиц, не находящих себе приюта в других земствах по своей политической неблагонадежности, и не один десяток их, благодаря его заступничеству получил права гражданства и избавился от гласного и негласного надзора бывшей полиции и жандармерии».

Обвинения рассыпались одно за другим. Люди смело ручались за благонадёжность Михаила Хрисанфовича, ещё не вполне сознавая, чем для них это могло обернуться в самом ближайшем будущем. Не сидел сложа руки и сам Михаил Хрисанфович. В деле сохранились несколько его записок, которыми он пытался повлиять на ход следствия. Так, 3 мая 1919 г. он писал председателю Революционного трибунала Артамонову: «вторично позволяю себе настоятельно просить Вас т. Артамонов вызвать меня и дать мне возможность лично Вам осветить положение моего дела». Тогда же он просил трибунал «не прекращая ни в коем случае обо мне дело, рассмотреть его всесторонне по существу, чтобы раз навсегда, несмотря на мое специфическое прошлое, признать за мной право на свободное существование в советской Республике, как не погрешившего против Революции и Народа ни в прошедшем, ни в настоящем». Более того он просит допросить лиц, хорошо знавших его жизнь, и приводит список из 95 имён. На свободе в это время об оправдании мужа деятельно хлопотала его супруга. Представленный ею список людей, способных поручиться за лояльность М. Х. Готовицкого к советской власти, включал в себя фамилии таких влиятельных персон, как М. А. Дейч, М. С. Венгеров, И. Генкен , И. П. Жуков , И. Г. Егоров.

В апреле Михаил Хрисанфович дважды обращается с жалобами к врачу, и 29 числа он переводится в тюремную больницу. Через месяц его повторно освидетельствуют и оставляют в больнице. Наконец 30 мая из Москвы с подачи Рыкова в Народный комиссариат юстиции приходит требование ускорить дело. 12 июня Губисполком даёт полторы недели на завершение следствия. Действительно, 16 июня дело закрыто, папка с 168 страницами была прошита и убрана до времени. Однако, свободу Готовицкие увидели, лишь через две недели – 1 июля, дав при этом подписку о том, что будут проживать в Саратове в доме № 47/49 по ул. Республики. Уже 6-го июля Михаил Хрисанфович ложится в психиатрическую лечебницу, а через три дня его приходят допрашивать. 29-го июля ему объявляют, что он может оставаться на свободе, но под надзором милиции. 6-го сентября его повторно освидетельствует профессор Осокин, и оставляют в больнице.

9 сентября чекисты приходят к Готовицким и арестовывают Константина Хрисанфовича. Михаил Хрисанфович обращается к председателю Ч.К.: «т. Жуков! Убедительно прошу Вас войти в моё положение и успокоить меня, - ведь я совершенно болен …Освободите пожалуйста моего брата Константина, сидящего за меня, и покончите, наконец, вопрос обо мне Неужели Вы переменили свой взгляд, и теперь я стал подходящим в заложники? Я очень грущу, что прикованный к постели, я лишён возможности Вас видеть, иначе доказал бы и свою и своего брата лояльность. Скоро два года со времени переворота и пора, казалось бы, убедиться, что мы не враги советской власти. – А сколько мы перетерпели, да и теперь оба больные, но нимало переживаем незаслуженных обид и страданий». Жуков «успокоил» Михаила Хрисанфовича в своеобразной манере: «Я не знаю, почему Вы так беспокоитесь, когда вас ещё не арестовывали. Ваш брат сидит не из-за Вас и не заложником, а как прежний деятель». 6 октября 1919 г. в «Известиях Саратовского Совета» было опубликовано следующее страшное сообщение под пугающим заголовком «Красный террор»: «25 сентября агентами Деникина в Москве были брошены, две бомбы в заседание ответственных партийных работников РКП. Некоторые из них были убиты и ранены. Шпионы империализма и контрреволюции делают своё гнусное дело. В ответ на это, согласно резолюции саратовского совета и рабочей беспартийной конференции, саратовская чрезвычайная комиссия в заседании 29-го сентября постановила провести красный террор и расстрелять следующих лиц». Десятым в списке значился «земский начальник Готовицкий Константин Христофорович — непременный член Камышинской землеустроительной комиссии». Приговор был приведен в исполнение 30 сентября.

Константин погиб, а мытарства его брата продолжились. 9 октября в Юридическом Отделе Губ. Ч.К. слушали дело Хрисанфа Михайловича и решение было отложено на неопределённое время, а подследственного решили перевести в Тюремную больницу. Уголовно-Розыскная Милиция, по распоряжению Трибунала, явилась в лечебницу, но, не взяв его вследствие тяжёлого состояния, оставила стражу. Правда, последняя была снята через несколько дней, и Хрисанф Михайлович избежал тюрьмы. Всё это происходило конечно, не потому, что нашли что-то новое — просто обстановка в губернии накалилась до предела. Линия фронта вновь приближалась к Волге. В октябре в Саратове разместился штаб Юго-Восточного фронта, на который возлагалось ведение военных действий в Саратовской губернии, Донской области и ряде уездов Воронежской губернии. Вплоть до января 1920 г. Саратовская губерния находилась на военном положении или на положении прифронтовой территории. Фактически Готовицкий был заложником, изолированным от общественной жизни. М.Лацис ещё в 1918 г. дал работникам Ч.К. известную директиву: «Не ищите в деле обвинительных улик о том, восстал ли он против Совета оружием или словом. Первым долгом вы должны его спросить, к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, какое у него образование и какова его профессия. Все эти вопросы должны разрешить судьбу обвиняемого. В этом смысл красного террора» .

В последующие два месяца в деле не появилось ни одного серьёзного документа. В основном это обращения жены Михаила Хрисанфовича в различные инстанции. 28 октября в частности пишет: «прошу выдать разрешительное удостоверение на получение из Саратовского Коммунхоза мужем жалования, т.к. средств к жизни мы абсолютно никаких не имеем, а получаемого содержания единственным нашим сыном красноармейцем (добровольцем), конечно, недостаточно». 10 ноября 1919 г. Мария Васильевна подала следующее заявление: «Ещё в июне месяце Президиум Губисполкома предложил Революционному Трибуналу рассмотреть дело Готовицких в десятидневный срок … Однако дело это до сих пор не закончено, хотя все обвинения в контр-революционности, как и следовало ожидать, — отпали давно. Продолжительное сидение в тюрьме и вообще незаконченность процесса чрезвычайно вредно отразились на здоровье моего мужа Михаила Хрисанфовича Готовицкого, что определённо подтверждается медицинским свидетельством профессора Осокина, заведующего Нервно-психическим отделением, где мой муж находится на излечении уже четвёртый месяц. В виду этого я вновь обращаюсь к Президиуму с убедительной просьбой: предложить Революционному Трибуналу немедленно и формально завершить это дело, т. к на одно из последних Прошений послан ответ, что дело уже прекращено, новое заявление не было принято даже, а официального документа об освобождении мужа от суда Трибунала не выдаёт...». Весной 1920 года в дело были подшиты запросы, посланные в Камышин. Искали документы из расформированной Камышинской Уголовно-Следственной Комиссии. Ответ пришёл только 9 ноября 1920 года: ничего не найдено. После этого папку из Ч.К. передали в Ревтрибунал с резолюцией: «Направить в Сарревтрибунал для подложения настоящего дела к делу Готовицких, каковое было у них в 1919 г.».

Михаила Хрисанфовича Готовицкого прекратили преследовать только после личного вмешательства А.А. Рыкова. Пережив все эти аресты и допросы, Михаил Хрисанфович уехал в Ташкент, а когда по его мнению, всё улеглось, переехал жить в Москву. Михаил Хрисанфович, который вступил в седьмой десяток, жил в 1937 году в статусе пенсионера в Москве по адресу: ул. 3-я Тверская-Ямская, д. 12, кв. 29. Он в числе 21-го жильца этого дома попал в намеченный партией план и был арестован 5 сентября 1937 года. Всего по делу проходило восемь человек. Согласно обвинительному заключению, они «будучи враждебно настроенными к мероприятиям Советской власти, имели тесную связь и систематически вели контрреволюционную агитацию явно террористического характера». Пятеро из обвиняемых, в том числе Готовицкий и Полешко, 8 октября 1937 года были приговорены тройкой при УНКВД СССР по Московской области к расстрелу, еще трое – к 10 годам исправительно-трудовых лагерей. Приговор был приведен в исполнение 9 октября на полигоне НКВД Бутово, где он и захоронен в общей могиле с такими же «врагами» своего народа.

В 1958 году, за отсутствием состава преступления, Михаил Хрисанфович Готовицкий был реабилитирован посмертно.

Биографические материалы в интернете:

Википедия
Б. Ю. Иванов. Государственная дума Российской империи: 1906-1917.
Автобиография М. Х. Готовицкого, написанная в Революционный трибунал в Саратовской тюрьме. 1919 г.
Не стоит жить в стране, где не видишь правды и справедливости. Дело дворян Готовицких в Ревтрибунале в 1919 г.
Они были первыми… : к 110-летию парламентаризма в России : биобиблиографический указатель
Готовицкий Михаил Хрисанфович